Гиммерверт А. Материал из буклета к альбому «Письмо из Магадана» М.: Музыкальное изд-во, 1997

«О Вадиме Козине написано много- статьи, заметки, очерки, были и интервью в газетах и по телевизору. Но всё это- в последние десять лет, когда «магаданский занавес» поднялся, когда спектакль «Козин в Магадане», поставленный «режиссёрами» из Кремля, стал доступен многим его поклонникам. Писали о нём, пожалуй, не меньше, чем о нынешних звёздах эстрады первой величины, писали, словно спохватившись,- до войны эстраду в газетах вообще не принято было замечать, и Козин скользил по гладкой поверхности успеха без помощи прессы. А потом... Потом он исчез, и поползли слухи: сидит «крепко», надолго, а за что… и шептали на ухо. И не по тому шептали, что боялись, боялись другого- вслух очернить любимца миллионов.
В тридцатых годах он был в первом ряду этих любимцев. Его популярность была настолько высока, что по количеству выпущенных пластинок он шёл впереди Лемешева, Козловского, Утёсова. Залы на его концертах были постоянно переполнены, успех был прочный и стабильный, а репертуар для того времени необычайно широк: Козин пел старинные романсы, песни собственного сочинения, что было тогда большой редкостью. Наполовину цыган, он пел и цыганские романсы и песни. Цыганская кровь не просто текла в нём, она бурлила, делая его непредсказуемым на эстраде и в жизни, однако огромная популярность не кружила голову, а заставляла всегда искать новое, чтобы не снизить её накал, чтобы не быть заурядным интерпретатором чужого творчества. Красивый голос сводил с ума и меломанов, и неискушённых слушателей, обращая тех и других в его страстных поклонников. За его пластинками выстраивались очереди, которых прежде не знала ни музыкальная Москва, ни музыкальный Ленинград.
А Магадан тогда ещё только строился.
Козин много ездил по стране, но предпочитал большие города, особенно- две столицы: там его носоли на руках ликующие толпы. Он пел на концертах в Кремле, когда под звуки его голоса вожди жевали осетрину, он пел в более узком их кругу- после изрядной доли спиртного за рояль садился один из вождей, мало-мальски музыкально образованный, и осмеливался аккомпанировать ему. Другой, большой любитель петь, пытался сравнивать свой голосок с козинским «чудом природы», и очень обижался, когда Козин слегка подтрунивал над ним. Спустя годы заговорили о том что этот вождь
был одним из режиссёров магаданского спектакля.
О Козине ходили легенды. Одна из них- он был любимцем Сталина, другая- по просьбе Черчилля его пригласили выступить в 1943 в Тегеране перед участниками знаменитой конференции. «Пели вы там?»- как-то спросили у него. «И пел, и не пел»- хитро ответил Козин. Загадка...
А Магадан уже принимал заключённых…
И вот, вскоре, после Тегерана он исчез. Всё было, как в те времена: арест, допросы, суд, ссылка. Козину повезло, ему дали срок- 8 лет. Место пребывания было определено самое «популярное» - Колыма. А за что? И здесь ходили легенды, одна нелепей другой, одна пикантней другой.
Настоящим «заключённым» он не был. Козин всё же был Козиным, его поклонники нашлись и здесь, из числа лагерного начальства, и хотя участь его была решена в Москве, здесь, на Колыме, в Магадане, она была облегчена. Он живёт в лагере в своей комнатке, выступает в музыкально-драматическом театре, общается с артистами, режиссёрами, писателями, так же, как и он, брошенными Лубянкой на «магаданский ветерок», а потом начинает давать концерты. И всё же живёт затворником…
Но за закрытыми дверями он вернулся к тому, к чему его тянуло в той, уже полузабытой жизни- он начал писать песни. Покоя не давали его былые «Осень», «Забытое танго», «Дружба». Стихи он находит сам, обладая безупречным вкусом по части поэзии. Симонов, Евтушенко, Шефнер, Ахмадулина, Браун, Досталь, Асадов, Дементьев- эти имена говорят сами за себя. Со временем появляется и «особый» цикл- магаданский, песни, посвящённые городу, к которому он стал относиться с большой любовью, городу, давшему ему приют, заботу, сердечное тепло- вот каким оказался этот холодный, промозглый Магадан.
Годы не щадили Вадима Козина. Маленький, некогда элегантный обаятельный человек постепенно становится полноватым и облысевшим, а затем превращается в худенького старичка с беспокойными, некогда карими глазами. Вот они-то, глаза, взгяд,- и выражали жгучий интерес к жизни, которой мог уходить с годами, но не уходил, а наоборот, становился всё живее и «всеяднее». Глаза словно сверлили собеседника, пытаясь побыстрее добраться до его сути. Он уже живёт в небольшой однокомнатной квартирке, среди пыльных стеллажей, уставленных книгами, тетрадками, папками с вырезками из газет. Бывшему кумиру не нужны просторные хоромы, остаток его жизни пройдёт здесь, за окнами, выходящими во двор, спрятавшийся за домами неподалёку от главной магистрали Магадана.
Ему разрешают принимать иногородних гостей. К Козину хлынул поток. Артисты, поэты, композиторы, журналисты, просто заезжие с цветами толпятся вечерами в его квартирке. Он- магаданская достопримечательность. Непременно надо посетить! К тому же это честь- посидеть рядом с ним, сфотографироваться на память, получить автограф, выпить рюмку- другую водки, закусить- старик был хлебосольным, хотя и угощал скромно: жилось ему не так уж легко, он перестал выступать с концертами, оставалась только пенсия…
Ему предложат переехать в Москву, отметить восьмидесятилетний юбилей. Он откажется наотрез- нет, ему теперь не нужны ни Москва, ни Ленинград. Только Магадан. Здесь он будет и похоронен. Магадан стал для него «лучшим городом земли», несмотря на то, что стоит на костях. Общее горе сближает…
Козин устраивает в своей квартире доморощенную студию звукозаписи: магнитофон и прикреплённый к пианино кулачок- микрофон. Здесь он репетирует, приглашая иной раз музыкантов для аккомпанемента, потом запись, дубль, ещё дубль- ох, как придирчив старик Козин! Хотя всё это- для себя, но его «фирма» брака не допускает.
Козин прожил в Магадане ровно пятьдесят лет. Почётным жителем города местные власти его так и не сделали. Он не получил и звание «народного», несмотря на просьбы очень высоких лиц от искусства. Бывшему осуждённому не пристало быть «народным» - так посчитали те, кто в своё время раздавал звания налево и направо. Запрещено. И всё же не запрещалось ходить по магаданским улицам, дышать воздухом, писать песни. Он не писал их только в последние годы, когда стал слишком стар и слаб.
…Одна из песен «позднего» Козина называется «Рано или поздно». «Рано или поздно придётся помереть, но лучше всё-таки если бы попозже». Он умер «поздно» - на 93-ем году жизни. Одна из статей, посвящённых его памяти, называлась «Трагический тенор эпохи». Красиво, конечно, однако, трагической была эпоха, а не тенор. Эпоха, о которую разбилось столько надежд.
Они умирали последними. Но всё-же умирали…»

Анисим Гиммерверт.