Чужая слава
светит,
Да не греет…
Михаил Анчаров
Просматривая
намедни публикации в
центральной прессе о нашей губернии,
развешанные на стенде в Магаданской
областной библиотеке, я наткнулся на
весьма занятный материал
«Проклятое искусство»,
подготовленный Львом
Костаняном
и опубликованный в 37-м номере
«Российских вестей». В нём, в
частности, говорится, что-де
«ОБНАРУЖИЛСЯ дневник Вадима Козина».
Да не у кого-то, а у нашего
земляка, бывшего инженера по ТБ
Института биологических проблем
Севера, а ныне известного писателя
Бориса Савченко: «От Козина ЕМУ
достался дневник, который он вёл в
1956-59 годах». «Пожелтевшая папка
старых писем» - пишет автор –
«побывала в застенках «компетентных
органов», была возвращена артисту
лишь в начале 90-х и только теперь
увидит свет благодаря Савченко и
издательству «Вагриус».
Что
козинский
дневник нашёлся (неожиданно?
– И.Д.), это, конечно,
хорошо. Однако, на мой взгляд, стоит
вернуться назад по времени годика
эдак на три, и посмотреть, что писал
главный биограф Маэстро в очередной
книге про
Опального Орфея (который, как мне
представляется, является кое для
кого не только «священной», но ещё и
«дойной» «Коровой»). Раскроем для
интереса книгу «Вадим Козин»
(Смоленск, «Русич»,
2001) на странице, скажем, 378.
Здесь описана последняя встреча
писателя с Маэстро, имевшая место за
год до смерти Вадима Алексеевича.
Итак, внимание:
«Однажды, улучшив
(по-видимому, «очепятка».
– И.Д.) я всё же
заикнулся: «Вадим Алексеевич, а где
ваши тетради, которые КГБ вернул?»
Он отмахнулся: «Потом, потом…» Это
«потом» так и не наступило. Полный
досады, я улетел в Москву. Утешала
только одна мысль: раз у него
появился НАДЁЖНЫЙ и ПРЕДАННЫЙ ДРУГ в
лице Дины Акимовны, то дневники НЕ
ПРОПАДУТ. Возможно, она их и
опубликует, думал я. Увы!
Козинские
тетради вскоре исчезли. Пропали
САМЫМ ЗАГАДОЧНЫМ ОБРАЗОМ. Дина
Акимовна писала мне: «По поводу
дневников, которые ему вернула ФСБ,
я просто в ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ. Пока мы
их не видели…
Видимо, судьба дневников ТА ЖЕ, что
и многих пропавших бобин. ЖЕЛАЮЩИХ
на них было МНОГО».
Перелистаем еще несколько
страничек назад и остановимся на с.
370 (здесь цитируется послание
бывшей соседки Маэстро):
«В первую же
ночь Костырин
(Анатолий Николаевич
Костырин
– друг певца, организовавший
впоследствии на свои средства Фонд
памяти В.А. Козина во Владимире.
– И.Д.) ВДРУГ изъявил
желание подежурить возле него –
результат: после ЕГО визита сильно
ПОРЕДЕЛИ полки с магнитофонными
плёнками. Больше
Костырин
не порывается на ночные «дежурства»
– видимо, успел сделать СВОЁ ДЕЛО».
Будь я на месте упомянутого А.Н.
Костырина,
я «поимел»
бы эту публику по полной программе
по соответствующей статье УК.
Остаётся только поинтересоваться:
стоило ли выливать столько помоев на
невиновного (и достойного!)
человека, публикуя непроверенные
сведения, если эта самая
«пожелтевшая папка старых писем»,
по-видимому, находилась ТАМ, где
впоследствии и была обнаружена?
А дневник, бесспорно, интересен.
Хотя бы потому, что был написан ещё
ТЕМ Вадимом Козиным, задолго до
появления многочисленных баек и
легенд, имя которым ЛЕГИОН. Приведу
лишь некоторые отрывки из
«неожиданно» обнаружившегося
дневника:
«14.07.55. Хабаровск
Сегодня первый концерт в Хабаровске
после 15-летнего перерыва.
Настроение какое-то тревожное,
неспокойное. Для чего, спрашивается,
я пою? Не
издёвка ли это? Мне кажется,
что да! «Тебе хочется петь, но ты
будешь петь там, где мы укажем..
Некоторых городов ты
недостоин». На это отвечу: «Я хочу
подработать небольшую толику
деньжонок, чтобы свить себе под
старость гнездо и положить на вас с
прибором, получив законную пенсию за
мой труд». Я вовсе не рвусь петь,
пусть лижут зады все те,
кто таким
образом добивается прощения. Я
больше ни в чём не виноват. Прежде
всего, я чист перед самим собой,
перед Богом и перед великим русским
народом, он не считает меня виновным
– я это понял, а правители приходят
и уходят. Вот перед ними я не хочу
распинаться, о чём-то просить и
унижаться».
«28.07.55. Красноярск
Сейчас слушал песни
советских композиторов в исполнении
Краснознамённого ансамбля песни и
пляски Советской Армии. Слов нет,
вокальный коллектив замечательный. И
вдруг объявляется песня
Блантера,
какая-то морская, запевает
Козловский. Этот приличный в целом
вокалист начинает бесить меня так
же, как приводит в бешенство пение
советских, цыганских песен и
романсов Обуховой. Эти исполнители,
старея и постепенно теряя голос,
начинают
вытрющиваться, пытаясь
различными ухищрениями быть в
исполнении этого или иного
произведения оригинальными. Но, к
великому сожалению, они беспомощны в
интерпретации, исполнять вещи малых
форм они не умеют. Всем давно
известно, что петь фальцетом высокие
ноты легче всего. К чему прибегать к
этому приёму вокалисту Козловскому,
тем более,
что он этот трюк исполняет в
блантеровской
песне ни к селу, ни к городу, в
отрыве от всей песни, да ещё не
разделяя финал песни дыханием?!
Большой мастер-исполнитель должен и
обязан объяснить, почему он делает
тот или иной нюанс. Я совершенно
уверен, что Козловский не сможет
объяснить этот нюанс. Если это
делается просто так, то это
бездумно. Бессмысленное же пение это
уже не искусство. Самое главное, что
начинающая петь молодёжь
воспринимает это
как догму и будет делать так
же, считая, что, если так поёт
Козловский, значит, это хорошо, так
надо. Ей никогда в голову не придёт,
что иногда у Козловского прорывается
полное безвкусие. Вот это страшно».
«26.09.56.
Александровск
Кому придётся читать эти строки,
пусть не подумает, что это строки
шизофреника или страдающего манией
писания ради писания. Некоторые
строки – это минуты и часы
невыразимых мук и страданий,
раскаяния за свою неправильно
прожитую жизнь. Если бы я чуть-чуть
поступился своей правдивостью и
сделался хотя бы временно лицемером,
моя жизнь была бы совершенно другой.
Но я хочу быть самим собой. Тот,
кому достанутся эти записки, пусть
будет честным человеком и
когда-нибудь что-нибудь скажет в мою
защиту, когда и после моей смерти
меня будут забрасывать камнями».
Не буду комментировать слова
Маэстро о его «невиновности» перед
Богом и людьми. В конце концов, Бог
ему судья. Хотелось бы, однако,
чтобы его дневники находились в
соответствующем месте, были
опубликованы и, в конечном итоге,
послужили бы делу профессионального
изучения творческого наследия этого
человека сложной и порой трагической
судьбы. Как Певец с большой буквы,
он это, бесспорно, заслужил.
Игорь ДОРОГОЙ
Р.S.
Когда данный материал был уже готов
к печати, я получил письмо от
племянницы Маэстро М.Н.
Еремеевой
с соответствующими комментариями по
поводу упомянутой статьи в
«Российских вестях».
Кроме того, Муза
Николаевна прислала копию своего
обращения к мэру Магадана В. П.
Печёному, в котором, в частности,
сказано (орфография сохранена.
- И. Д.): «Уважаемый Владимир
Петрович!...
Вы в 1995 г. были
председателем комиссии по наследию
В. Козина и помните, что НИКАКИХ
дневниковых записей, переданных ему
в 1993 г., обнаружено не было. Тем
не менее, сейчас в СМИ всё чаще
появляются выдержки из дневников.
Дневники и письма являются СУГУБО
ЛИЧНОЙ собственностью В.А. и нам,
родственникам, это НЕПРИЯТНО и НЕ
ЖЕЛАТЕЛЬНО. Мы всё-таки НАСТАИВАЕМ
на возвращении писем и дневников в
семейный архив. У нас выросли дети и
внуки, которые хотят знать о жизни
их предков... В С.Пб. Проживают 5
племянниц В. Козина, и мы просим
Вашего вмешательства в возвращении
сугубо личных вещей (дневников и
писем). Надеемся на Ваше понимание».
Реакция городского руководства
мне не известна. |