|
|
«Опальный Орфей» — этот образ с легкой руки
Бориса Савченко, автора книги о Вадиме
Козине, гулял потом по многим публикациям о
певце. Еще бы! Выразительный оксюморон —
совмещение
несовместимого! Но вот о том, при
каких обстоятельствах магаданскому Орфею
приходилось спускаться в тюремный ад,
исследователи его творчества знали мало. Сам
Вадим Алексеевич, по вполне понятным
причинам, рассказывать об этом не любил. А
гэбэшные и
прочие ведомственные архивы были практически
недоступны.
Но, быть может, и теперь не стоит тревожить
«тайное» прошлое! Глубоко
личное в этом
драматичном для артиста времени.
Корреспондент «Территории» беседует со
старшим
помощником областного прокурора,
заслуженным юристом России Борисом
ПИСКАРЕВЫМ.
— Борис Андреевич, как очень точно заметил
один литератор, поколение наших отцов,
матерей и дедов, к
которому принадлежал и Вадим Козин,
было поколением неживших...
— Это только теперь обозначилось со всей
остротой. И если вести речь их о прошлом, а
о настоящем тех, кто жил в тридцатые,
сороковые, пятидесятые, они, наверное,
испытывают двойственное чувство. С одной
стороны, все силы отданы борьбе за обещанное
царство земное, с другой — мучительно больно
за бесцельно прожитые годы. Точнее, за
непрожитые, потому что за социалистический
эксперимент люди расплачивались собственными
жизнями, кто — изматывающими ночными сменами
и воскресными авралами, кто — лагерями, а
кто — и пулей в висок.
Если говорить о Вадиме Козине... Почему я
согласился на эту беседу? Я не исследователь
его творчества, имею к этому малое
отношение. Но как человек, живший с ним в
одно время и оценивающий судьбу этого
человека, хочу высказать свою точку зрения.
Тем более что сложилась и неоднозначная
ситуация с наследием певца.
В начале пятидесятых, когда я был студентом
Алма-Атинского
юридического института и радиола с
пластинками — как пик благополучия каждой
семьи, голос Козина звучал из открытых окон
домов по всему городу. В то время я,
конечно, ни сном
ни духом не ведал, что когда-то воочию
встречусь с певцом ив Колыме, куда приехал
по распределению в 1954-м.
Он уже почти десять лет провел в Магадане,
куда был сослан и где был посажен в лагерь.
Сохранилась копия выписки из протокола
Особого совещания НКВД СССР от 10 февраля
1945 года. Организация непонятно какого
происхождения (конечно, организация
преступная) на восемь лет пришила певцу
лагерный номер вместе с наспех
состряпанным
делом.
Грамота, врученная В. Козину в
Южно-Сахалинске после гастролей в 1956 г.;
отзыв о концерте в клубе Центральной
больницы Дома отдыха УСВИТЛ и другие
документы.
*************************************************************************
В своей книге Борис Савченко, называя
варианты версии о причине ареста, пишет:
«Впрочем, раз сам артист не намерен внести в
этот вопрос ясность, оставим пока его
открытым и мы».
Оставим открытым? Но, возможно,
материалы этого «дела» еще сохранись, и надо
предпринять меры к поиску этих документов.
Ну не из обывательского же любопытства к
пикантным подробностям нам нужна полновесная
информация о личности певца. Судьба Вадима
Козина — как образ времени, образ эпохи. И
это мы должны сохранить.
В «Опальном Орфее», наиболее полном на
сегодняшний день документальном издании о
жизни Козина, ничего не сказано о
последующем роковом повороте в судьбе певца.
Лишь несколько строк: «Начало 60-х годов
ознаменовалось новыми драматическими
событиями в жизни артиста...» Так сказать,
заметки на полях. Но, полагаю, если мы
говорим о реальной судьбе, почему должны
«зачеркнуть» молчанием годы жизни.
Здесь, в Магадане, Вадим Козин
был судим в 1959
году за то «преступление», которое считалось
таковым только в СССР. Верно, нам в жизни не
-хватало самой
жизни — ее загоняли в прокрустово ложе
уродливых форм, придуманных для нас
целомудренными вождями и командирами.
Некоторые документальные свидетельства
второй судимости сохранились в областной
прокуратуре. А само уголовное дело — в
областном суде. Поскольку оно реально
существует, хотя и подлежало уничтожению,
попросил председателя облсуда Петра
Петровича Шматова
передать его в
Магаданский госархив.
И он ответил, что принципиальных препятствий
для этого нет. Знакомить, как ~| принято у
нас говорить, общественность — это, конечно,
недопустимо. ^ А вот
специалисты-исследователи, которые, как мне
думается, должны владеть этической
инструментовкой, смогут познакомиться с
этими материалами. Чтобы газетные
публикации, монографии или книги о судьбе
артиста были без «белых пятен».
— Наверное, счастливое стечение
обстоятельств, что подлежавшие уничтожению
документы попадали в ваши руки. Иначе бы
горели они синим
пламенем... А сейчас вот передо мной целая
папка архивных материалов, где и
автобиография Вадима Козина, и отзывы о
гастролях «страдного театра
Маглага, в
которых участвовал певец, его
производственная характеристика. Почетные
грамоты. Даже ведомость на получение
артистами спирта в клубе профсоюзов, где,
уверена, наиболее полно представлен состав
театра.
Все это предстоит передать в квартиру-музей
Козина. Вот только бы не оказались те, кому
он дорог, по разные стороны любви к артисту.
— Тривиально звучит, но у каждого из нас
свой Пушкин. И у каждого из
магаданцев свой
Козин. Кто-то просто участвовал в его
судьбе, помогал материально на старости лет,
кто-то изучал его музыкальное творчество.
Все свидетельства, документы, представляющие
художественную ценность, конечно, должны
составить ту «антологию» творческого
наследия артиста, которое мы должны
сохранить. Сохранить
а Магадане.
Козин ведь был
отвергнут Москвой. А сам он тоже, хотя
впрямую никогда не говорил об этом, отверг
столицу. Наверное, на каком-то
подсознательном, интуитивном уровне ощущал,
что златоглавая, изгнавшая его на край
земли, уже не станет для него «своим» домом.
Этот вывод можно сделать из неоднократных
высказываний Вадима Алексеевича: Магадан —
это его город, не надо ему ни заслуженного,
ни народного, только — звание почетного
гражданина Магадана.
Поэтому квартира-музей здесь — это как бы
его негласное завещание. И, потом, есть
сейчас такое расхожее
выражение: «Россия будет прирастать
провинцией». Считаю, что I оно имеет и «вой
глубинный смысл, • и свои веские основания.
Действительно, почему только в Москве или в
Петербурге должно концентрироваться
достояние нашей культуры? Да та же Москва
просто не вместит все и не переварит. Будет
держать в запасниках своих надменно-чопорных
музеев. А потом окажется: в запасниках
хранилось то, чего никто не видел и уже не
может увидеть. По той простой причине, что
экспонаты-то эти исчезли. Как, к примеру, мы
недавно узнали из публикаций об исчезновении
многих документов петровской эпохи, которые
по пятьдесят листов кряду вырезали из
раритетных папок... И это не что иное, как
квалифицированное воровство, обращенное
потом в дивиденды на аукционах.
И я уверяю вас: если бы эти ценности
хранились в каком-нибудь провинциальном
музее, они бы, конечно же, не исчезли.
Потому что к ним бы там отношение было, я бы
сказал, благоговейное.
— Борис Андреевич, но как все-таки выполнить
>то, как бы негласное, завещание Козина!
Ситуация с его наследием, как вы знаете,
неоднозначная.
Я понимаю, не надо призывать друг друга быть
другими, хотя пусть призывают те, кто видит
в этом свое призвание. Но пока ощущается
некое противостояние. К сожалению, и я в
публикации о проблеме с наследием артиста в
одном из абзацев «сорвалась» на
конфронтационную ноту.
— Я не вижу здесь какой-то неразрешимой
проблемы. Что касается правовой стороны, она
ни в чем не нарушена. Если сестра Козина
сама не смогла принять
участие а процедуре и поручила это
сделать магаданцу
Анатолию Николаевичу
Косты-рину, он, с доверенностью в
руках, действует по закону.
Конечно, важно знать, какова его позиция. Я
пока этого не знаю, но если доверенное лицо
ставит вопрос о гарантиях сохранности, в чем
же его неправота? И если городская
администрация имела возможность убедиться в
этом, она должна сделать свои шаги.
Во-первых, конечно, оценить значимость
наследия с помощью специалистов-экспертов и
после этого уже отделить зерна от плевел.
То, что не представляет художественную
ценность, с этим какие могут быть проблемы?
А если это, к примеру, набор пластинок или
материалы личного архива... Но я не думаю,
чтобы человек, который хорошо знал, который
был другом Вадима Козина, воспрепятствовал
тому, чтобы эти ценности стали бы
экспонатами квартиры-музея. Другое дело,
что, может быть, какие-то из них придется и
купить. Однако полагаю, что Анатолий
Николаевич не способен переплавить золото
любви к артисту какие-то непомерные
финансовые притязания не его наследие.
По-моему, вот так, цивилизованно, не
нагнетая атмосферу и не драматизируя
ситуацию, и поступить обеим сторонам, чтобы
сохранить творческое наследие в Магадане,
где Вадим Козин прожил почти пятьдесят лет.
— Недавно здесь создан и Фонд
, имени Вадима Козина, который уже
занимается поиском документов. Быть может,
подскажете, • двери
каких ведомственных архивов следует
постучать. Уж чтобы, как говорит.
с я, всем миром
и, объединив усилия, собрать воедино
«страницы» жизни артиста.
— Насколько мне известно, в УВД есть так
называемое архивное личное дело Козина.
По-моему, оно не уничтожено. Но не
общественная организация в данной ситуации,
а областная или городская администрация
должна обратиться с просьбой к руководству
УВД. После всех сопутствующих процедуре
формальностей его, полагаю, передадут либо в
квартиру-музей, либо в
Магаданский госархив.
Это уже как решат.
С подобной просьбой можно обратиться и в
управление ФСБ по Магаданской области.
Наверняка в каких-то подвалах ведомственного
архива сохранились материалы дела о первой
судимости Козина. Они, быть может, не
представляют ценности художественной, но
имеют значение для оценки эпохи.
В ней ведь все переплетено совершенно
причудливым образом. И если говорить о
культуре вообще, я, не с позиции
специалиста, а просто человека, представляю
эту сферу в виде громадного мозаичного
панно. Без границ, без государств и
национальностей. И каждая клеточка этого
полотна должна быть заполнена. Поэтому, если
не сохраним наследие Козина, одна из них
будет пустой.
Беседу вела Елена ШАРОВА.
Ниже публикуем автобиографию,
собственноручно написанную Вадимом Козиным в
тюремной камере. Оригинал передал
«Территории» Б. А. Пискарев. Публикуется е
некоторыми сокращениями.
Автобиография.
«Родился в Ленинграде (Петербурге), 1906 г.
21 марта (так записано в паспорте.
Сам Вадим Алексеевич утверждал, что родился
тремя годами раньше. —
Ред.). Отец русский, мать цыганка.
Отец — Козин Алексей Гаврилович — сын купца,
сам был в этом звании до 1913 г. Стал
мещанином и, имея коммерческое образование,
сделался банковским служащим. Родители его
родом из Ярославля, Рыбинска,
Нижн. Новгорода,
по родству соприкасаются с Кашириными —
родственниками Горького.
Мать — Козина (девичья:
Ильинская-Панина) Вера
Владимировна — родом цыганка. Ее отца
сестра — знаменитая цыганская концертная
певица Варвара Вас. Панина (Варя Панина).
Сама мать также была певица, но по
требованию отца петь перестала с 1914 г.
Я самый старший из 7 детей и единственный
сын, остальные — сестры. Остались в живых
три сестры — Ксения Алексеевна Петрова, Муза
Алексеевна
Краснорядцева, Зоя Алексеевна
Маэ — проживают
в Ленинграде.
Психических больных в семье не было. Болел:
корью, коклюшем, ветряной оспой, свинкой. С
отцовской стороны считали помешавшимся
родственника бабушки:
Ягодина Ивана Никитича, у которого была,
когда он выпьет (привычка? —
Ред.), «изгонять беса»
из того, кого он поймает или попадется ему
на глаза.
В начале войны был куда-то выслан, я
подразумеваю 1-ую Империалист, войну, за
распространение больше таких газет:
(«Звезда» и др. названия).
Раннее детство провел в достатке. Летом жили
либо на даче, либо в деревне
Новгородск.
губ...
Учился в гимназии. Товарищей не было. Был
страшно застенчив. Единственным товарищем
был мой двоюродный брат Федор...
21 и 22 год мы жили под Ленинградом в г.
Луга, я учился в средней школе и
одновременно служил в библиотеке (детское
отделение) подавальщиком книг из хранилища.
Окончив краткосрочные библиотечные курсы,
стал младшим библиотекарем. Литературу я
знал очень хорошо. Был очень начитан. Дома у
отца была огромная библиотека — около 8
тысяч томов...
В Ленинграде я поступил в
средн. школу
Петроградского
района (1/8 шк.)
в выпускной класс...
С окончанием школы совпала
смерть отца. Семья осталась без
средств к существованию.
Пришлось работать и браться за любую
работу. Работал в порту грузчиком,
колол и пилил дрова, играл танцы и
начал выступать певцом в цыганских
хорах, работавших в то время в ресторанах:
Европейск.
гостиницы, Владимирск.
клуба и др. В то же время я пел в
хоровом самодеятельном кружке клуба
Ленинградск.
монетного двора. Затем стал работать в
посредническом бюро работников
искусств (Посредрабис)
уже как солист-певец русских и
цыганских песен.
Внешность у меня была средняя, но
голос компенсировал все. Я проходил везде с
большим успехом... В 1929 г. На одном из
концертов в филармонии я
особенно был принят публикой,
несмотря на то, что в концерте участвовали
все корифеи цыганских песен Ленинграда и
Москвы — Тамара Церетели, Изабелла Юрьева,
Нина Викторовна
Дулькевич, Наталья Ивановна Тамара, —
мне была устроена овация...
С 30-х годов я начал ездить по городам
Советского Союза с концертными эстрадными
группами как антураж к какой-нибудь
знаменитости...
1935 г. Я приехал в Москву. Первые
выступления состоялись в эстрадном театре
парка культуры им. Горького. Через три дня я
был записан на пластинки. Зима — концерты в
Сочи, вторая полспина зимы — концерты в
Москве, появление пластинок. Начало
популярности, масса поклонниц и
поклонников... Масса девушек... но здесь
меня охватывал какой-то шок... И когда у
меня были какие-то романы, я прерывал их...
За давностью лет и смертью этих лиц могу
теперь сказать. Так окончился мой роман,
нашумевший по всей Москве, с Мариной
Расковой, Ниночкой
Бадигиной и т.д…
Мое детство протекало в довольстве. В
юности я узнал нищету, нужду и голод. У меня
был тогда вначале всего один костюм, и я,
узнав, что вечером у меня состоится концерт,
утром выутюжив его, целый день нигде не
садился. Мне хотелось
также, как и всей молодежи, посидеть
в театре, в ресторане, но я не мог себе
этого позволить. Первые годы я получал
вместо концертного гонорара, как говорят, на
извозчика: 75 коп., 1
руб 50
коп. В кино «Жар-птица» за Нарвской заставой
у Путиловского завода я пел 6-7 концертов
после каждого киносеанса и получал за это
полтора рубля.
В годы наибольшей популярности, в Москве,
перед войной, меня окружала масса молодежи.
Я часто сидел с ними в ресторанах, я
заказывал на всю компанию ужин, оплачивал
его, а сам уходил к себе в номер... Я думал,
пусть они посидят за юность и повеселятся.
Сто, двести рублей для меня ничего не
стоили, ибо я зарабатывал до 125 тысяч в
месяц. Отсюда шли толки, что я развращаю
молодежь пачками. Некоторые
мерзавцы, которые
сидели и кутили за даровым столом в
ресторане, на следствии говорили обо мне
несусветные вещи...
Соблюдению режима и распорядка дня обязывала
меня моя концертная деятельность. С годами
этот режим усиливался, он сохранился и до
настоящих дней. С 1936 года я начал петь
свои сольные концерты. В двух отделениях я
пел не менее 25 вещей. Режим певца запрещает
перед концертом принимать ванну, душ. Перед
началом концерта необходим трехчасовой
отдых, с пробуждением ото сна за 2 часа до
концерта. Так что что-либо позволить я мог
себе лишь в свой выходной день и то не
всегда, ибо выходные дни, в большинстве
случаев, падали на переезды из города в
город.
1941, 1942, 1943 гг. Война. Поездки с
концертами по фронтам. Я со своей бригадой
самый первый уехал на Черноморский фронт, в
Севастополь, Ленинградский фронт, Северный
флот, Мурманск. Между Севастопольским
фронтом и Ленинградским — поездки с
концертами по Волге, Уралу, Средней Азии.
В конце 1941 г. — смерть сестры, убитой и
ограбленной под воротами (ограблены, вернее,
взяты лишь продовольственные и хлебные
карточки на январь месяц, которые она
получила на три семьи). В январе 1942 г.
смерть матери и младшей сестренки. Вся моя
семья осталась в Ленинграде, ожидая, когда
по договоренности Московский Комитет
перевезет их в Москву. Я уехал в Севастополь
с этой уверенностью, когда же я вернулся,
Ленинград был отрезан, мать
ослепла и всем пришлось
остаться в Ленинграде. В Москве произошел
большой Словесный инцидент между мной и
Берия и Щербаковым. Я наотрез казался ехать
на фронт и только после поездки по Уралу,
Волге и Средней Азии поехал в Северный флот,
побывал в Ленинграде, к этому времени
началось отступление немцев из Ленинграда.
Весною 43 г. одна из моих знакомых,
работавшая на фабрике звукозаписи, сообщила
мне, что она в большом отчаянии, ей
беспрерывно звонят по телефону и
просят выйти к Гранатному переулку.
Фабрика помещалась на Бронной и
фасадами выходила на Гранатный и на какой-то
переулок, в котором помещался особняк
Берия. Выяснилось, что он сам несколько
раз ей звонил. «Вадим, что мне
делать?» Девушка была красивая, статная
блондинка из Ярославской губернии. У нее
почему-то возникло подозрение, что это
звонят оттуда. Мы с ней договорились, что
я буду часто бывать у нее в доме, она
также жила в Гранатном переулке. Дня
через три, я жил в это время в гостинице
«Москва», у меня был с неизвестным
человеком по телефону разговор
следующего содержания: «По нашим
сведениям, вы ходите не туда, куда вам
полагается, мне приказано об этом вам
сообщить». На что я ответил буквально:
«Сообщите тому, кто вам приказал, что
я буду ходить туда, куда я захочу!»
«Хорошо, пеняйте на себя!» Я
повесил трубку.
2 мая 1943 г. я пел на майском концерте в
Прокуратуре СССР, и на банкете Верховный
прокурор подымал
за меня тост, а в ночь на 13 мая я был
арестован, по предъявлению ордера от 20 апр.
1943 г. Суда не было. Особое совещание.
Спрашивали обо всем, в частности, о моей
шпионской связи... с Геббельсом!!!
1945 г. Приезд в Магадан.
1945—1950 — магаданские лагери. Работа
худож.
руководителем магаданск.
эстрадн. театра
Маглага.
1950—1953 гг. — ВСО — худ.
руководитель
ансамбля песни и пляски.
1954 г. Работа в библиотеке им. Пушкина.
1955—1959. Работа в театре им. Горького.
Возвращаясь снова к моей личной жизни, я
повторяю... У меня было много запросов — как
общественных, так и чисто художественных.
Мною написано около 120 песен.
Композитором и часто текстовиком и« являюсь
я сам. Многие песни известны за пределами
Советск. Союза.
(«Осень», «Любушка», о
которой упоминается в «Молодой гвардии»
Фадеева, «Маша», «Махорочка»,
«Ведь ты моряк, Мишка» и мн. другие).
Я давно собираюсь и, очевидно, только
перед своей смертью напишу свои воспоминания
и повесть о театре и актерах.
Я приглядываюсь к людям. Я люблю людей. Я
люблю молодежь. Я люблю беседовать с нею...»
ОТ РЕДАКЦИИ. Автобиография эта самим Козиным
не датирована. Известно, что она написана им
в ходе предварительного следствия. 7 октября
1959 года его взяли под стражу, а приговор
датирован 25 февраля 1960 года. В этом
временном промежутке она и была написана.
|
